Вадим Панов

Дикие персы

© Панов В., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru )

Пролог

За год до описываемых событий

Санкт-Петербург, Лесной проспект

Странный всё-таки праздник Восьмое марта, очень странный. Вроде бы должен быть радостным, солнечным, ведь на календаре первый весенний месяц и сама мысль о скором тепле туманит голову, но… Но не туманит, потому что трудно припомнить, когда в последний раз восьмого марта не было снега. Нет, не маленьких грязных кучек, тоскливо умирающих под жаркими лучами, а настоящего, уверенного в своей силе зимнего снега, гордо бросающего вызов «весеннему» солнцу? Помните ли вы, когда на восьмое марта лед не сковывал Неву, а колючий ветер не кидался яростно на прохожих, норовя развеять над зябнущим городом саму мысль о возможной весне? Когда в последний раз «самый теплый праздник» не покашливал промозглой стужей?

Странный он, этот «весенний» праздник, Восьмое марта.

И очень грустный для тех, кому цветы дарят только коллеги и только потому, что «так принято». Грустный для тех, кто накрывает стол в самом большом помещении офиса, а потом сидит за ним, периодически позвякивая бокалом о бокалы и почти натурально смеется, выслушивая стандартные, из года в год не меняющиеся речи. Потом все курят в коридоре, потом – за столом, стряхивая пепел в тарелки с недоеденным салатом и огрызками бутербродов. Потом, после пятого «общего» перекура, начинаются танцы: медленная музыка, интимный шепоток и та, для которой Восьмое марта праздник грустный, чувствует, как чужие руки прижимают её к чужому телу, намекая на то, что есть возможность уединиться в запертом кабинете и получить друг от друга немного чужого тепла. Единственная просьба: не стонать слишком громко, потому что нужно соблюдать «приличия». Те же приличия требуют от остальных не заострять внимание на том, что происходит в запертых кабинетах.

Мы ведь взрослые, культурные люди, не так ли?

А потом праздник заканчивается – раньше, чем хотелось, и немного неожиданно, потому что большая часть мужчин пообещала явиться домой не очень поздно. Офис закрывается, а самые шебутные собираются в клуб или ресторан: столик заказан ещё неделю назад, и это лучший способ встретить завтрашнее утро в чужой постели после хорошего, среднего, отвратительного, не помню какого (нужное подчеркнуть) секса.

Лучший способ оставить странный праздник позади.

Когда-то она охотно продолжала офисные вечеринки в весёлых клубах, но теперь устала от мужчин, не видящих в ней свою женщину. От неловкого предложения позавтракать в ближайшей кофейне, потому что в холостяцком холодильнике нет ничего, кроме пельменей и пива. От неимоверной грусти, что накатывает после неимоверного веселья и волшебной ночи. Ведь особенно сильная грусть приходит после волшебной ночи с тем, кто никогда не будет твоим, приходит в такси под молчание или трёп водителя, приходит обязательно и делает всё вокруг настолько горьким, что хочется умереть.

Или убить.

Она устала от всего и с вымученной улыбкой прощается с коллегами, предпочтя их обществу пустой дом на Лесном.

Ненавязчивые поцелуи в щеку, прощальные поздравления, громкое: «Ты забыла цветы!», и в руке оказывается скромный букет тюльпанов, которому суждено умереть в одиночестве. Потом автобус, потому что «до дома рукой подать», и вот она идёт по продуваемому злым ветром проспекту, убеждая себя, что глаза намокли от подлых весенних снежинок. Левой рукой прижимает к боку сумку, в которой спрятались дурацкая «праздничная» открытка, смешная, но без подписи, и коробочка с дешёвыми духами, а в правой сжимает завёрнутый в целлофан и газету букет. Она ненавидит тюльпаны, этот символ Восьмого, и, едва выйдя из автобуса, бросает цветы в сугроб и, не глядя на них, даже не приостановившись, продолжает свой путь.

Она чувствует себя так, словно избавилась от кандалов.

Да, она одна, но это её выбор. И пусть вокруг вздыхают: «Не повезло!» – они ошибаются. Как раз наоборот: повезло. Она одна не потому, что её не выбрали, а потому, что не выбрала она. Она слишком хороша, чтобы цепляться за любой вариант, ибо «годы уходят и скоро будет поздно». Нет! Она независима и горда. И никто не сравнится…

– Дэвушка?

Она не дошла до дома каких-то пятьдесят шагов. А может, даже тридцать. Она услышала «Дэвушка» и почувствовала, как подогнулись колени, – интуиция жертвы подсказала, что будет дальше. Интуиция одинокой женщины, которой не повезло: четыре минуты назад по проспекту проходила шумная компания молодых и весёлых ребят, в присутствии которых нехорошо скалящийся подонок не осмелился бы преградить ей дорогу.

«Закричать?»

Надо было бы, надо было, надо… Но поздно. Горло сдавила крепкая чужая рука, не позволяя не то что крикнуть – пискнуть, а ещё через мгновение её затолкали внутрь цельнометаллического фургона, который сразу же сорвался с места.

И лишь умирающие в сугробе тюльпаны напоминали о том, что по Лесному проспекту только что шла одинокая женщина.

Часть 1

В Санкт-Петербурге пасмурно

Вилла «Паллада»

Санкт-Петербург, Курортный район,

26 февраля, суббота, 23.19

– Долго ещё ехать?

– Торопишься? – с ухмылкой осведомился водитель, не отрывая взгляд от шоссе. – Не терпится?

– Просто хочу знать, сколько нам ещё трястись. – Голос не подвёл, и ответ прозвучал предельно хладнокровно, хотя в действительности на душе у молодой женщины было весьма неспокойно. Поздний вечер, по февральским меркам – практически ночь, тьма, хоть глаз выколи, и скорость семьдесят миль в час, которая не казалась Саше подходящей для узкого лесного шоссе. Наоборот, скорость автомобиля казалась чрезвычайно опасной для узкого лесного шоссе, на котором ещё нет-нет да встречались полоски снежной кашицы, грозящие заносом и последующими неприятностями. Встречались, несмотря на необычайно раннюю весну, ухитрившуюся подмять под себя даже последнюю февральскую неделю.

– Не будь на КАД пробки, давно приехали бы, – рисуясь, продолжил водитель. Он откровенно напрашивался на комплимент.

– Ага, – не стала спорить женщина. А про себя подумала: «На такой машине – конечно».

За Сашей прислали «Шевроле Камаро» – породистого красавца с двумя тёмно-синими полосами по нахально-жёлтому кузову. Водитель соответствовал и внешне – плечистый Пётр магнитом притягивал женские взгляды – и внутренне: парень не только наслаждался мощным автомобилем, как наслаждается карапуз новой погремушкой, но явно умел с ним обращаться. «Камаро» шёл быстро, но не грубо, уверенно, но не нагло, оставляя за собой завистливые ухмылки, а не злобные проклятия. На хорошо освещённой магистрали Саша даже увлеклась, с восхищением переживая неизведанное прежде ощущение перегрузки, когда невидимая сила плавно вдавливает тебя в кресло при ускорении, однако широкая дорога осталась позади, сузившееся шоссе запетляло по лесу, а манера вождения не изменилась. По мнению Саши, скорость следовало сбросить до двадцати-тридцати миль в час, но Петя не только продолжал гнать, но ещё и ухитрялся болтать с пассажиркой, то и дело отвлекаясь от едва различимой во тьме дороги.

– Кстати, ты первая, кого я катаю на этом звере.

– Неужели?

Саша, естественно, не поверила в то, что один красавчик купил другого красавчика просто погонять, а не для покорения смазливых девиц, но через мгновение выяснилось, что неожиданное заявление имело логичное объяснение: